Хорошо там, где мы есть...

Цитаты из 2-го тома книги дочери Дитрих, Марии Рива.

*
В ее голосе все сильнее и сильнее звучала наивная радость с обертонами «немецкой восторженности»! Я заключила, что новый любовник матери немец, тонкий ценитель вин, художник и романтик, достойный матери, и, несомненно, яркая индивидуальность.
Я не поняла, почему мать вызвала меня в Париж. Когда я приехала в отель «Ланкастер», ее там не было. Но была сирень! Должно быть, кто-то скупил белую сирень по всей Франции. Сирень заслонила всю мебель, в комнате было трудно дышать.


( Read more... )

"О великой русской культуре и о ее возможной вине уже сказано много. На мой взгляд, проблема заключается уже в эпитете "Великая". По отношению к чему эта торжественность и избыточность? По отношению к другим культурам? Кстати формирование имперского мышления восточных славян началось еще в 14-м веке с появления терминов великороссы и малороссы. Оттуда и тянется та мысль, что украинский — это какой-то недоязык. Но это пренебрежение по отношению к другим может быть таковым и по отношению к своим. Ценность человеческой жизни ничтожна по отношению к целям Великой Державности.
Но я сейчас говорю не о культуре в целом, а только о языке. Он же у нас тоже "великий и могучий". Все та же избыточность и торжественность! В этом стремлении показаться очень большим и сильным есть что-то инфантильное. Или даже животное, — некоторые звери изо все сил стараются казаться больше по размеру, чтобы испугать противника. Как и любая система знаков язык может быть рассмотрен и как просто средство общения, и как самостоятельная сущность, как метод мышления и резервуар той самой культуры. Это поняли только в 20-м веке. Знаменитая и спорная гипотеза лингвистической относительности Сепира-Уорфа предлагала считать язык влияющим на наше мышление или полностью определяющим его. Конечно же, процессы влияния взаимные, — человек творит и меняет язык, а язык определяет его мышление. Известный пример: в европейских языках для снега обычно есть только одно слово, а у эскимосов — множество. Действительность потребовала создать это множество и теперь человек, владеющий языком эскимосов "видит" эту действительность, а не владеющий — нет.
Наш великий и могучий русский язык создал множество слов для нашей исключительности, уникальности и непохожести на других. Кроме того, он создал множество слов для агрессии и насилия, просто потому, что Россия была в течение долгого времени полем социальных экспериментов с необходимым для этого жестким ресентиментом. Конечно же, на русском языке можно говорить и о любви. Ведь именно на нем написано всем известное "Я помню чудное мгновенье..." Но только это всем известное, потому что изучают в школе, а чтобы в этой школе начать мыслить такими словами, надо как-то "вывалиться" их обыденного языка насилия и принуждения, царствующего там. И поэтому школьники корчатся от отвращения, когда их заставляют учить наизусть стихи Пушкина. Кстати, Пушкина символом великой и исключительной русской культуры сделал Сталин (в тот же исторический период, когда и создана упомянутая гипотеза). И вот теперь для пары молодых людей, испытывающих друг к другу симпатию, русский язык как-то не очень находит слова для этой симпатии, в лучшем случае говорится так, — ну ладно, давай что ли жить вместе... Зато уж когда начнут жить вместе, русский язык предложит множество слов и выражений для ссор и манипуляций. Вероятно поэтому пропаганда на русском языке очень эффективна. [...]"

«Несомненно, труднее всего привыкнуть к состоянию блаженного покоя. Пока есть за что бороться, люди готовы храбро встретить любые трудности. Лишите их элемента борьбы, и они будут задыхаться, как рыба, выброшенная на берег. Те, у кого не осталось своих забот, часто доходят до того, что взваливают на себя тяготы мира. Дело тут не в идеализме, а в том, что им необходимо иметь какое-то дело или хоть что-то, о чем можно было бы поговорить. Будь эти пустые души по-настоящему озабочены положением сограждан, они сгорели бы на костре общественного служения. Человеку достаточно едва переступить порог своего жилища, чтобы перед ним открылось поле деятельности столь обширное, что не по силам и исполину или, лучше сказать, святому.[...]
Кое-кто скажет, что он не желает проспать свою жизнь. Будто сама наша жизнь не есть сон, очень реальный сон, от которого невозможно пробудиться! Мы переходим из одной фазы сна в другую: от сна о сне ко сну о пробуждении, от сна о жизни ко сну о смерти. Тот, кто наслаждается дивным сном, никогда не жалуется на потерю времени. Напротив, он счастлив пребывать в реальности, назначение которой возвышать и делать ярче реальность повседневности.»

Я закончила читать эту мемуарную книгу и попробую написать итоговый пост.
Мне понравился роман и я, пожалуй, могла бы его рекомендовать любителям такой литературы. Он охватывает практически всю жизнь Мариенгофа. Очень хороши описания его дореволюционного детства. Подробно описаны 20-е, на которые пришлась его молодость и самый интенсивный период творчества. Он знал очень много интересных персонажей эпохи. О ком-то говорит с любовью, о ком-то - с ядом. Но без злости и отдавая себе отчёт, как он при этом выглядит. Период нэпа прекрасен: поездки на юг, все едят досыта и радуются жизни.
Мне это напомнило атмосферу, которая считывается с семейных фотографий того времени. Те же поездки в Крым, жизнь прекрасна, родился первый младенец и кажется, что так будет всегда. У бабушки над кроватью висел всегда их с дедом портрет в Крыму на пляже, вобнимку, молодые и счастливые.
В книге хватает и горьких страниц, не только счастливые и смешные эпизоды. Собственно, как и сама жизнь.
Мариенгофа не сослали, не судили, он спокойно пережил тот период. Хотя, бывало, не печатали. Но и сталинистом он не был, в заигрываниях с властью не замечен.
Наверное, он не был очень приятным человеком, как тут уже не раз замечали под постами с его цитатами. Ну и местами присутствует таки некий налёт антисемитизма. Такой обычный советский, беззлобный бытовой антисемитизм, который многими не считался чем-то особенным, был почти нормой жизни. Который сопутствовал совместной жизни рядом с евреями, был чем-то неотъемлемым этого сосуществования. Но в воинствующий вряд ли перерос бы.
Но это попутное моё замечание. В целом читается легко и интересно, прекрасно передана атмосфера тех эпох, свидетелем которых был автор. Писатель он хороший и, кажется, недооцененный.
У меня завалялось ещё несколько цитат, я их тут оставлю. Бо жалко, такое добро.:)
( Read more... )

"В 1943 году, накануне призыва в армию, Гоша затеял помолвку с Алисой Дембовски. Она тоже была гордостью школы, ее талант состоял в том, что она на ходу управляла оркестром, виртуозно размахивая не одной, а сразу двумя дирижерскими палочками. Они ее слушались беспрекословно: катались по плечам, скользили по рукам, неожиданно появлялись между ног, взлетали над головой чуть не на двадцать футов и неукоснительно возвращались в ее ловкую ладонь, чтобы обратно взлететь. Когда же изредка они отскакивали и падали, то она только качала головкой: «Ай-я-яй, Алиса!» – вот за это, наверное, Гоша ее и полюбил, меня-то она покорила именно этим. Как она легко и радостно прыгала на площадке в ореоле длинных светлых волос, в коротенькой юбочке, в беленьких чулочках, в беленьких ботиночках! А ножки длинные, сильные! А ляжки! Ай-я-яй, Алиса! Просто картинка!
И ее глупая гойская красота, и то, что она форменная безнадежная шикса – все это повергало в уныние Гошино семейство. Мои тоже очень расстраивались, а прочая общественность, похоже, наоборот, сильно гордилась тем, что в нашей школе, где и дети, и учителя почти сплошь евреи, столь заметных успехов добилась нееврейская девочка. Но, с другой стороны, когда объявлялся «смертельный трюк» и Алиса под барабанную дробь жонглировала горящими факелами, рискуя опалить свои ангельские титечки, то, несмотря на охи и ахи, на бурные аплодисменты и восторги, наши успокаивали себя исключительно практическими соображениями о том, что это все гойские штучки, а нормальному-то человеку и в голову не придет себя поджаривать.
[...]
( Read more... )

Классический сюжет. Эпизод из "Курьера" тоже сюда.

Цитата под катом.
( Read more... )

**
1923г.
Париж

Теперь, как ты просил, о живописи. В моде — Пикассо, Дерен, Брак, с одними носятся, другим подражают. Они давно на сцене — еще в 1913 году почти все выставлялись в нашем «Бубновом валете». Каждый по-своему пытается открыть в искусстве новое с помощью старого: одни идут от фрески, другие — от примитива, а кто и просто от вывески. Последние — интереснее других. Что касается Матисса, Гогена и даже Сезанна — они в частных руках и почти недоступны. Вообще же говоря, на парижском мировом рынке живопись — такой же товар, как, скажем, картофельная мука или мясо. Все дело в моде, а мода устраивается так: некий marchand (купец) заключает контракт с молодым художником, обязываясь покупать все или некоторые его картины по установленной (обычно ничтожной) цене. Художник, со своей стороны, в первом случае ничего не продает на сторону, а во втором — предоставляет торговцу, marchand'y, «право первого взгляда». (Кстати сказать, мне представлялась такая возможность, но Гордеев отсоветовал, возмутившись грошовой оценкой.) Когда marchand видит, что товару достаточно, он начинает рекламировать художника, устраивает выставки — таким образом создается имя и мода. Впрочем, гораздо чаще художник до конца дней нищенствует в ожидании славы.
( Read more... )

Перечитала Гойю. Я читала его очень давно, в юности, поэтому помнила весьма пунктирно. Каэтана там, махи, живопись, инквизиция... :)
Что сказать, Фейхтвангер не Хемингуэй, испытание возрастом выдержал. Написано всё так же хорошо, мастерски, читается отлично. Немножко это всё же юношеская литература, но не так, чтобы совсем.
Когда я читала впервые, никакой википедии и вообще интернетов под рукой не было, да они и ни к чему мне были. Сейчас я все интересные факты ходила перепроверять. По своей идиотской привычке.)) И да, далеко не все факты из художественного исторического романа подтверждены реальными. Там много импровизаций на тему. Но умных и достоверных. Так вполне могло быть, просто никто не знает, как было на самом деле. В общем, книга хорошая и Ф. остаётся на пьедестале среди сильных писателей.
( Read more... )

Несколько цитат:

Август 1968г., Прага.
( Read more... )

Роман Факультет... не о репрессиях. Он о людях в тех исторических обстоятельствах, в которых им выпало жить. А люди всегда одинаковы. Это не Шаламов, не Солженицын и не Гинзбург. Это глубже, на мой взгляд. При этом, несомненно, интересное свидетельство времени.
Я здесь сохранила некоторые цитаты.

** И вошла женщина. Это была высокая, черноволосая, очень молодая и красивая женщина, чем-то похожая на какую-то американскую актрису немого кино. Вошла, остановилась у двери и спросила, улыбаясь:
- Можно к вам?
Таких женщин тогда появилось немало. Наступало то время, когда ни обложки журналов, ни кино, ни курортные рекламы без них обойтись уже не могли.
( Read more... )