gali_s: (Default)
[personal profile] gali_s
Вначале маленький рассказ из замечательного сборника "Музыка для хамелеонов".

МИСТЕР ДЖОНС

Зимой 1945 года я несколько месяцев снимал комнату в Бруклине. Дом был вполне почтенный — не какая-нибудь дыра, — сложен был из старого известняка, приятно меблирован и содержался в больничной чистоте хозяйками — двумя незамужними сестрами.

В соседней комнате жил мистер Джонс. У меня была самая маленькая комната в доме, а у него самая большая — прекрасная вместительная комната на солнечной стороне, что было очень кстати, ибо мистер Джонс никогда не выходил: все его заботы, связанные с питанием, походами по магазинам, стиркой, взяли на себя пожилые хозяйки. Кроме того, у него бывали гости; с раннего утра до позднего вечера к нему в комнату заходили различные мужчины и женщины, молодые, старые и среднего возраста, — человек по шесть ежедневно. Наркотиками он не торговал и по руке не гадал; нет, они приходили просто поговорить с ним и, очевидно, благодарили его за беседу и советы скромными денежными приношениями. Иными источниками дохода он вроде бы не располагал.

Сам я с мистером Джонсом так и не побеседовал, о чем впоследствии не раз сожалел. Это был представительный мужчина лет сорока. Худощавый брюнет с необычным лицом: бледное, тощее, скулы выдаются, а на левой щеке — родимое пятно, алый изъян в форме звезды. Он носил очки в золотой оправе, с черными-черными стеклами: он был слеп, да к тому же наполовину парализован — сестры рассказывали, что после несчастного случая в детстве у него отнялись ноги, — и передвигался только на костылях. Носил он всегда отутюженную темно-серую или темно-синюю тройку и скромный галстук — как будто вот-вот отправится в контору на Уолл-стрит.

Но, как я уже сказал, он не покидал дома. Сидел в своем удобном кресле и принимал в светлой комнате гостей. Я не представлял, чего ради к нему шли эти ничем не примечательные люди и что обсуждали с ним; я слишком был занят собственными делами и особенно об этом не задумывался. А когда задумывался, воображал, какой находкой стал для друзей этот понятливый добрый человек, как поверяют они ему свои невзгоды и какое участие находят в таком отзывчивом слушателе — священнике и психоаналитике одновременно.

У мистера Джонса был телефон. Из жильцов у него одного был собственный номер. Телефон звонил не переставая, иногда за полночь, иногда с шести утра.


Я переехал на Манхэттен. Через несколько месяцев я вернулся — забрать оставленный ящик с книгами. Когда хозяйки у себя в "зале" угощали меня чаем с пирожными, я спросил о мистере Джонсе.

Дамы опустили очи долу. Одна кашлянула и сказала: "Его ищет полиция".

Другая сообщила: "Мы заявили о его исчезновении".

Первая добавила: "Месяц назад — двадцать шесть дней — сестра, как обычно, отнесла мистеру Джонсу завтрак. Но его не было. Все вещи были на месте. А он пропал".

"Как же это мог…"

"…Совершенно слепой, беспомощный калека…"


Проходит десять лет.

Морозный, за десять градусов, декабрьский день; я в Москве. Еду в вагоне метро. Пассажиров вокруг мало. Один сидит напротив — мужчина в сапогах, в плотном долгополом пальто, в меховой шапке, какие носят в России. У него яркие, синие, как у павлина, глаза.

Мгновение я еще сомневался, а потом уже не мог отвести взгляд: ни с чем нельзя было спутать это необычное тощее лицо — пускай без черных очков — и эти выступающие скулы с одиноким алым звездообразным родимым пятном.

Я уже думал пересесть и заговорить с ним, но тут поезд остановился, мистер Джонс поднялся и, ступая здоровыми, сильными ногами, вышел из вагона. Двери закрылись прямо у него за спиной.

***
"Работая с личными бумагами Трумена Капоте в Нью-Йоркской публичной библиотеке, я наткнулся на общую тетрадь стоимостью в две копейки. Как советский артефакт оказался в архиве американского писателя, я узнал через пару минут. Ответ звучал лаконично: «Музы слышны» — отчет Трумена Капоте о поездке в СССР в компании негритянских артистов. В декабре 1955 — январе 1956 года гастроли оперы Джорджа Гершвина «Порги и Бесс» произвели фурор у жителей двух столиц. Это был первый культурный обмен между США и Советским Союзом, который оплатило Министерство культуры СССР, терпя колоссальные убытки: чего не сделаешь ради пропаганды. Опера об угнетенном народе, задавленном капитализмом, отвечала чаяниям ЦК, провозглашая прогрессивность советской системы. Американский Госдеп это хорошо понимал и денег не дал, но режиссер Роберт Брин сам договорился с Советами и в отместку укомплектовал труппу тремя крутыми писаками: Леонардом Лайонсом — колумнистом «Нью-Йорк пост», — Айрой Уолфертом из «Ридерз дайджест» и Труменом Капоте из журнала «Нью-Йоркер». Последний в те годы слыл «надеждой американской литературы» и после ошеломляющего дебюта «Другие голоса, другие комнаты» (1948) искал новый способ удивить публику. И он его нашел, решив поработать в жанре репортажа, который можно разбавить элементами художественной литературы — поездка в Россию пришлась очень кстати. Так Трумен Капоте оказался в гуще театрально-светских событий начала оттепели.
Всю свою иронию — вперемешку с наблюдениями о приключениях американцев за железным занавесом — Трумен вложил в текст «Музы слышны». Публикация в «Нью-Йоркере» заставила смеяться буквально всех, за исключением самих очевидцев. Оно и понятно: кому приятно увидеть себя в слегка искривленном зеркале. Роберт Брин сто раз пожалел, что взял Капоте с собой. Вещь имела успех: отдельной книгой «Музы слышны» вышли в США в 1956 году, в Великобритании документальный отчет появился через год. В России повесть будет опубликована только сейчас: издательство «Азбука-Аттикус» печатает «Музы слышны» (прекрасный перевод Нины Ставиской сохранил и авторскую манеру Капоте, и его неподражаемую иронию) в сборнике очерков Трумена Капоте «Призраки в солнечном свете».
Но та поездка с «Порги и Бесс» была не единственным визитом Трумена в СССР. Здесь, в Москве, в январе 1956 года он познакомился с группой детей советской элиты. Высшее общество, живущее в западном стиле, — что может быть сенсационней? Войдя в этот круг, Трумен решил написать об этих людях, рассказать о другой стороне советской жизни. Чтобы собрать материал, Капоте возвращается в Москву еще два раза: в феврале 1958-го и марте 1959-го. Он встречается со столичной богемой, тусит с ней в ресторане «Гранд-отель», располагавшемся в гостинице «Москва», гуляет по улице Горького, ходит в гости домой и прямо в гостинице «Националь» делает первые наброски будущего очерка. Зачеркивает, переписывает, жаждет новых историй! В феврале 1958-го Капоте вновь едет в Ленинград [...]"

Денис Захаров. (исследователь творчества Капоте)
отсюда



This account has disabled anonymous posting.
If you don't have an account you can create one now.
HTML doesn't work in the subject.
More info about formatting

Profile

gali_s: (Default)
gali_s

June 2025

S M T W T F S
12345 67
89 1011 1213 14
15161718192021
22232425262728
2930     

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 15th, 2025 06:06 am
Powered by Dreamwidth Studios